Дуб

В мифологических представлениях восточных славян дубу принадлежит видное место, начиная с языческих времен. В древности он был одним из наиболее почитаемых деревьев не только у славян, но и многих других европейских народов.

Ранние свидетельства о почитании дуба у славян относятся к X–XII векам. Константин Багрянородный в трактате «Об управлении государством», написанном в середине X века, описывает жертвоприношения россов около священного дуба на острове Xортица (остров Св. Георгия): «Пройдя это место [Крарий-скую переправу], они достигают острова, называемого св. Георгием, и на этом острове совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай».

Представление о виде священных деревьев древних времен подчас дают археологические находки XX века. Одной из них является причудливый мореный дуб, обнаруженный в 1975 году при расчистке русла Днепра. Поднятый со дна реки, дуб сохранился практически полностью. Высота дерева вместе с корнями достигает почти десяти метров, а диаметр его ствола составляет 65 сантиметров. Но необычным является не величина дуба, а то,

Русская мифология. Энциклопедия - i_021.jpg

Лес и луна. А. Бенуа. Азбука в картинах (1904).

что на высоте шести метров, перед раздвоением ствола, в дерево вставлены девять кабаньих челюстей так, что снаружи видны только клыки, образующие симметричную композицию. Клыки расположены в правильном порядке: в три ряда, один под другим, и в каждом ряду — по три челюсти. Композиция представляет собой квадрат, стороны которого образованы восемью челюстями и имеют длину около 34 сантиметров, а в центре квадрата находится девятая челюсть. Исследователи считают, что этот необычный дуб являлся священным деревом, предназначенным для совершения ритуалов.

Дуб как место решения важных внуртиполитических вопросов упоминается в «Повести временных лет» при описании восстания смердов в 1071 году в Суздальской земле. После подавления бунта Ян Вышатич — воевода князя Святослава Ярослави-ча — отвозит пленных волхвов к священному дубу в устье реки Шексны и убивает их: «убища я и повесиша я на дубе». В Ипатьевской летописи под 1169 годом встречается факт обозначения конкретного дуба под Киевом именем собственным: «Ярополкъ же с Берендичи настигоша Володимира на Желяни оу Доброго доуба», — что свидетельствует об особом отношении к дереву.

Еще в XVIII–XIX веках у восточных славян в некоторых местах продолжали почитать дубы, хотя это почитание впитало также элементы христианства. Около них, как святынь, нередко устанавливали кресты. В XVIII веке возле них в дни церковных праздников служили молебны. Описание этого обычая на Украине того времени приводится Феофаном Прокоповичем в духовном Регламенте: «також на ином месте попы с народом молебствуют перед дубом и ветви онаго дуба поп народу раздает на благославление». Видя в таком проведении молебнов явные остатки язычества, Феофан Прокопович осуждает этот обычай и запрещает «пред дубом молебны петь». Однако пережитки языческого поклонения дубу у восточнославянских народов в некоторых местах сохранялись вплоть до начала XX века. Так, в Бобровском уезде Воронежской губернии еще в 1910-е годы молодые после венчания, выйдя из церкви, ехали к дубу, стоявшему недалеко от села, и трижды объезжали вокруг него. Украинцы вешали на дубы полотенца, мотки ниток в качестве обета. Рубить священные дубы, ломать ветки и даже брать сушняк из-под них у всех восточных славян считалось наказуемым грехом. Белорусы верили, что если начать рубить старый дуб, то из-под топора появится кровь — дерево заплачет кровавыми слезами.

В мифологической системе восточных славян дуб связывался с культом бога грома и молнии Перуна. Вспомним, что в древнерусских письменных памятниках, например в грамоте галиц-ко-волынского князя Льва Даниловича от 3 октября 1302 года, дуб называется «Перуновым». Соответствие именно этого дерева богу-громовержцу, по мнению исследователей, имеет индоевропейский характер. События основного мифа восточных славян о поединке Перуна с противником, который прячется под дубом, отразились в существующих до сих пор запретах находиться под дубом во время грозы и выращивать дуб около дома, так как, по поверьям, гром в первую очередь бьет в дуб.

В мифологических представлениях, нашедших отражение в фольклорных текстах, дуб воплощает образ мирового древа, которое являет собой модель мирового пространства. Ветви, ствол и корни мирового древа соединяют, соответственно, верхний, средний и нижний миры, а ветви — стороны света. Именно так выглядит дуб в русском заговоре: «Есть святое Акиян море, на том море остров, на том острову стоит дуб, от земли до небес, от востоку и до западу, от молода месяца и до ветху» Как мировое дерево дуб изображается и в русской загадке о мире, небесах и солнце: «Стоит дуб-вертодуб, на том дубе-стародубе сидит птица-веретеница; никто ее не поймает: ни царь, ни царица, ни красная девица».

В мифопоэтических текстах образ дуба часто выступает в качестве «дороги», по которой персонажи сами путешествуют, или их отправляют, в верхний или нижний миры. В сказке дуб оказывается волшебным деревом, по которому можно попасть на небо: «дерево все растет да растет и доросло до самого неба. Не стало у старика со старухой желудей, взял он мешок и полез на дуб. Лез-лез и взобрался на небо». В заговоре от ревности мучающие человека отрицательные чувства отсылаются в нижний мир:

Есть за морем Окияном дуб стоит. На том дубе сидит Нагой птица. У тое Ногой птицы ключи и замки, у того раба Божия (имярек) сердце, ревность, и ретость <…> Коли тот Ногой птица летит в Окиян море, под Латар камень, отомкнет ревность, и ретость, и сердце, и всякие злые дела, неподобные словеса. Тако той Ногой птице в Окияне море не бывати, ни клю-чев, ни замков не добывати, ни ревности, ни ретости, ни сердцу не отмыкивати Из этих примеров хорошо видно, что дуб в мифопоэтическом сознании воспринимался как образ-посредник между мирами.

В заговорах дуб выступает также как центр мира. Тот, кто произносит заговор, мысленно совершает сложное путешествие: «из ворот в ворота», «в чистое поле», в котором находится «Окиан-море», а в море стоит «остров Буян», а на острове лежит «Ла-тырь-камень», а на камне — «булатной дуб». Этот дуб оказывается границей между мирами, около которой находятся мифологические персонажи, воспринимаемые как представители верхнего или нижнего миров — царь, царица, Бог, Богородица, святые, в корнях дуба — змея. Именно к ним произносящий заговор обращается за помощью. Как пограничный пространственный объект дуб считался местом обитания мифологических персонажей. По восточнославянским поверьям, в купальскую ночь на огромные дубы слетались ведьмы; в полесской купальской песне поется: «Стара ведьма на дуб лезла, кору грызла» По украинским представлениям, в русальную неделю на дубах собираются русалки, и специально для них крестьяне приносили и вешали на дерево спряденные нитки и полотенца. В русских сказках дуб — обиталище бесов, а в былинах — Соловья Разбойника.

Значительность роли образа дуба в фольклоре и мифологических представлениях не случайна. У славян дуб всегда занимал первое место среди деревьев. У русских его даже называли Царь Дуб, и, согласно поверьям, на нем обитал царь птиц орел. В славянских языках и местных говорах слово «дуб» нередко выступает в родовом значении «дерево»; «дубравой» у русских называется не обязательно дубовый лес, но любой, находящийся на возвышенности, или в глубине лесного массива; слово «дубина» означает увесистую палку из какого угодно дерева.

Природные качества дуба предопределили и символическое значение его образа в традиционной культуре. В народных представлениях он выступает как символ мужского начала, главенства, силы, мощи, твердости. Обычно дубу приписываются положительные значения. В одном из русских апокрифов повествуется о том, что Иуда хотел повеситься на дубе, но, твердый и несгибаемый, «Божим повелением преклонился дуб и сохранен бысть». Связь дуба с Богом и его первенство среди всех растений репрезентируется в заговоре: «Дуб железный, еже есть пер-вопосажден от всего же корение, на силе Божией стоит».